Несколько лет назад я провела небольшой эксперимент – заявила во всеуслышание, что собираю группу людей, чувствующих себя одинокими, покинутыми, ненужными или невостребованными в жизни. Непременным условием членства в моем клубе я поставила наличие одной или больше причин, которые бы однозначно вписывали человека в число несчастных жертв судьбы. Я думала, что таких «обиженных» наберется едва ли человек десять, но представьте себе, я сильно ошибалась! В назначенный день ко мне пришло столько людей, что все мы с трудом разместились в арендованном мною актовом зале дома культуры. Вы можете себе это вообразить?! Все пришедшие ко мне люди действительно считали себя несчастными и готовы были до последнего отстаивать свое право гневаться на судьбу! Если бы кто-нибудь возразил им (как это и случилось в дальнейшем!) и подверг сомнению их «несчастье», то они искренне бы возмутились и обиделись на тех, кто смеет им не верить!
Все эти люди ждали от меня утешения и ободрения – по их мнению, только эта причина могла побудить меня собрать в одном зале всех «несчастных» и «обиженных». Однако я не собиралась идти у них на поводу; я всегда считала и считаю сейчас, что жалость по своей сути унизительна, ведь она не только ничего не дает тому, кого жалеют, но и лишает этого человека душевных и физических сил, парализует его волю к борьбе. Своей жалостью вы, словно паутиной, опутываете «жертву несправедливости», тем самым не давая ей, этой самой жертве, расправить крылышки и встретить жизненные невзгоды грудью и с высоко поднятой головой. В общем, тот, кому все сочувствуют, никогда не будет сопротивляться судьбе; он найдет особое удовольствие во внимании окружающих и в собственном «несчастном» положении. Я не люблю мазохистов и потому сознательно никогда и никого не жалею – по крайней мере, на словах. Сочувствие должно проявляться в делах, в конкретной помощи; именно поэтому я не оправдала ожиданий собравшихся в этот день людей и начала свою речь с жесткого заявления: «Вы все симулянты, никто из вас не является по-настоящему несчастным человеком, и я готова это доказать!»
Если бы вы знали, какой шум поднялся в зале после моих слов! Все были оскорблены моим недоверием и циничностью, всем захотелось во что бы то ни стало доказать мне, что я заблуждаюсь, не признавая очевидных (для них самих) вещей. Однако именно это всеобщее возмущение и было моей целью: мне нужно было выбить у всех этих «несчастливцев», собравшихся в зале, почву из-под ног, заставить их нервничать и суетиться. Вы спросите, зачем мне это понадобилось? Отвечаю: я должна была продемонстрировать своей аудитории, что их несчастье – факт не столь очевидный, как им всегда казалось, подвергнуть сомнению то, что они сами считают непреложной истиной. Так что мои жестокие слова были сказаны с особой целью, я прекрасно сознавала, что они произведут на мою аудиторию эффект разорвавшейся бомбы. И я своего добилась – спокойствия как не бывало, передо мною оказалась галдящая, растревоженная толпа, и вот теперь-то я могла начинать мою работу!
Разумеется, для начала я заставила собравшихся умолкнуть и выслушать то, что я должна была им сказать. А сказала я примерно следующее: «Если кто-то из вас не согласен с тем, что я только что заявила, то пожалуйста, возразите мне. Однако не ждите от меня поддержки и утешений, ведь я искренне полагаю, что вы не являетесь несчастными людьми. Вполне возможно, что я сочту все ваши страдания не стоящими выеденного яйца, а ваши тревоги и беспокойства – пустячными и мелочными. Не надо на меня обижаться, ведь я не первый год веду консультации и повидала немало по-настоящему несчастливых людей, и вряд ли вы сумеете меня хоть чем-то удивить или поразить. Однако если я сочту, что у вас действительно есть повод чувствовать себя несчастным человеком, то у нас с вами будет отдельный разговор и я постараюсь помочь вам». Я попросила людей выходить на сцену (небольшое возвышение перед рядами кресел) по одному, строго соблюдая очередность; каждый человек должен был говорить не дольше пяти минут, и если за это время он не сумеет доказать мне и всем присутствующим в зале, что он достоин жалости и сочувствия, то его «несчастье» будет признано надуманным и ненастоящим. Таковы правила моей игры, и аудитория приняла их.
Поначалу люди вели себя скованно, говорили нехотя, с запинками, краснея и стесняясь, но постепенно они втянулись в эту игру и их поведение стало более естественным и раскованным. Разумеется, не все присутствующие в зале выходили на сцену, я и не ожидала этого, однако те, кто решился на этот шаг, выглядели довольными: кому-то было важно высказать прилюдно все, что накопилось на душе, кто-то нуждался в совете или оценке своих действий, некоторые таким своеобразным образом преодолевали свою стеснительность и замкнутость. Надобно заметить, что большая часть «выступавших» в этот день больше ни разу не пришла ко мне на встречу; видимо, кое-кому было достаточно «одноразового» общения, первый опыт душевного обнажения на публике принес им облегчение – некоторым людям достаточно и того, что они выплеснули свою горечь, ничего большего им и не нужно. Однако многие из тех людей, кому не хватило смелости выйти на сцену в самую первую нашу встречу, стали моими постоянными подопечными (так я обычно называю тех, кто ходит ко мне на консультации и семинары).
Почему для первой встречи я выбрала именно актовый зал? Да потому, что хотела заставить людей не просто рассказать о себе и своих проблемах, это было бы чересчур просто; мне хотелось, чтобы собравшиеся в зале до конца прочувствовали торжественность момента – и перед тем, как подняться на сцену и поведать свою историю, были вынуждены преодолеть внутреннее сопротивление и побороть волнение. Если бы люди делились своими проблемами в более непринужденной обстановке, то никакого толку от этого не было бы; точно так же они могли бы пожалиться на свою судьбу соседям по лестничной клетке или случайным попутчикам в транспорте. Сцена же придала всему происходящему официальный оттенок; говорить перед публикой, стоя на возвышении и ощущая на себе пристальные взгляды многочисленной аудитории, очень трудно, и поэтому когда это испытание подходит к концу, люди чувствуют неимоверное облегчение. А еще радость оттого, что они сумели сделать это.
Разумеется, рассказ «несчастного» о самом себе – очень важный момент. Но куда большее значение я придаю обсуждению, которое следует после этого: каждый из присутствующих в зале людей волен высказать свое мнение об услышанном и подтвердить право говорившего считать себя несчастным человеком или же, напротив, выказать ему свое недоверие. «Оратору» запрещается что-либо произносить после того, как его пятиминутная речь закончится; ему остается только слушать все, что говорит аудитория. Как правило, мнения всегда расходятся, последней обычно говорю я, подводя итог всему, что было сказано ранее.
Конечно же, поначалу люди не спешили высказывать свое мнение, боясь обидеть человека, выступавшего в роли оратора, или же просто не желая спорить и напрягаться. Но со временем подобные дебаты стали нашей излюбленной игрой. Весьма полезное времяпрепровождение. Многие из моих постоянных подопечных признались мне, что научили этой игре своих домочадцев и друзей, и это развлечение помогает им избавляться от множества проблем; ведь темой обсуждения может стать все, что угодно. Польза этой игры несомненна: во-первых, человек учится говорить четко, ясно и понятно, сжато, но доходчиво высказывая свою идею; во-вторых, предлагая свою мысль на всеобщее обсуждение, человек учится смотреть на происходящее с разных сторон, а это, в свою очередь, помогает ему воспринимать ситуацию адекватно. И в-третьих, в результате бурных дебатов могут родиться по-настоящему дельные вещи. Рекомендую вам испробовать эту игру на себе и своих друзьях.